Разговор о любви - Страница 24

– А ты занимался спортом в детстве, в юности? – полюбопытствовала Джоанна.

– Можно сказать, нет, – признался Тим. – Тренировки ограничивались для меня уроками физкультуры.

– Неужели родители ни разу не устраивали тебя в какую-нибудь спортивную секцию? По-моему, для мальчиков особенно важно физическое развитие. Мои родители, например, постоянно пытались отдать куда-нибудь Энтони: сначала он занимался плаванием, потом сквошем, футболом… Только все это довольно быстро ему надоедало.

Тим усмехнулся.

– Если бы ты знала моих родителей, то никогда не задала бы подобного вопроса. Мой отец – историк. – Теперь он говорил о том человеке, который воспитал его, дал ему образование. – Историей папа и пичкал меня всю жизнь: таскал на разные выставки, в музеи. Спорт его не интересовал.

– Почему же ты не стал историком?

– Именно поэтому. Отец умудрился развить во мне ненависть к своей профессии.

Джоанна хихикнула.

– Ненависть? – переспросила она.

– Именно, – ответил Тим утвердительно. – Понимаешь, мой папа страдает одной неизлечимой болезнью.

– О Боже! – воскликнула Джоанна исполненным сострадания голосом. – Какой именно?

– Он нестерпимый зануда.

Джоанна опять засмеялась. Тим слушал ее смех с наслаждением, как прекрасную мелодию или пение птицы.

– А твоя мама? – спросила она, успокоившись. – Тоже не спортсменка?

У Тима перед глазами возник любимый с детства образ матери: вечно чем-то озабоченный взгляд кротко-добрых голубых глаз, убранные в высокую прическу светлые волосы, посеребренные завитки на висках…

– Мама всю жизнь вела довольно однообразный образ жизни. Она работает в библиотеке, постоянно погружена в чтение и заботы по дому.

– Когда они развелись? – осторожно спросила Джоанна.

– Развелись? – Тим сдвинул брови. По интонации, с которой он повторил ее последнее слово, Джоанна поняла, что чем-то удивила его.

– Ты же сам сказал, что приехал в Монреаль к отцу… Я подумала…

– А-а! – Тим легонько шлепнул рукой себя по лбу. – Мои родители, те, что живут в Шарлотте, никогда и не думали разводиться… Гм… Знаешь, это очень сложная история…

Джоанна повернулась к нему лицом, поставила локоть на подушку и подперла ладонью щеку.

– Мне бы хотелось услышать ее. Если, конечно, у тебя есть желание делиться со мной подробностями своей жизни, – поспешно добавила она. – Если нет, я ни капли не обижусь, честное слово!

Тим задумался. Его сердце опять потяжелело от усилившегося чувства вины – и перед Мэттом, которому он пообещал не сближаться ни с кем из сотрудников «Свитиз», и перед Джоанной, до сих пор даже не представлявшей, с кем имеет дело.

8

Да, Тим Нортон знал, что не должен рассказывать ей свою историю, ведь она напрямую связана с человеком, на которого работала Джоанна. Но желание открыть ей душу внезапно разрослось в нем до такого невероятного накала, что он решил все же поведать ей обо всем, что с ним произошло за последний год. Естественно, опуская имена и некоторые детали.

– Понимаешь, я всю жизнь считал своим отцом того человека, который женат на маме, – начал он, мысленно забегая вперед и тщательно продумывая, какими именно словами описать ей все, что с ним приключилось. – А год назад выяснил, что это не так.

Он помолчал, утихомиривая воскресшее в душе волнение того дня, когда они впервые разговаривали с Мэттом Брайтманом по телефону.

– Как оказалось, в возрасте восемнадцати лет моя мама приехала в Монреаль к подруге на двадцатилетие. На той праздничной вечеринке она познакомилась с одним парнем – высоким, привлекательным, независимым. Она была хорошенькой девчонкой, опьяненной впервые предоставленной ей свободой. Они с этим парнем понравились друг другу и… переспали в первую же ночь. А через два дня мама вернулась в Шарлотт и тут же повстречала Дейва Нортона.

– Она забеременела от того парня из Монреаля, но не сообщила ему об этом? – спросила Джоанна с нотками недоверия в голосе.

– Правильно, – ответил Тим, вздыхая.

– Какой ужас! – невольно сорвалось с губ Джоанны. – То есть… Я хотела сказать, что… Что каждый человек имеет право знать своего ребенка, а каждый ребенок отца. Хотя… Наверное, у твоей мамы были веские причины для того, чтобы утаить от того парня свою беременность.

– Да, – подтвердил Тим. – Когда я ставлю себя на место мамы, даже понимаю ее. Она была совсем еще молодой, к тому же вскоре влюбилась в другого мужчину, который, несмотря ни на что, сразу же сделал ей предложение. Они решили никому не рассказывать о том, что мой отец – другой человек.

Вообще-то Тим не мог обижаться на своих родителей. Они дарили ему столько заботы и любви, сколько нужно ребенку. Но, узнав Мэтта Брайтмана, он понял, что тридцать три года его жизни могли протечь гораздо ярче и интереснее, если бы в ней с самого начала присутствовал этот человек.

– Ты обижаешься на маму? – спросила Джоанна тихо.

– В первые дни после того как раскрылась правда, я ни ее, ни папу видеть не желал, – ответил Тим. – Но потом, когда страсти поулеглись и мне удалось поговорить со своим настоящим отцом, я вдруг понял, что не должен осуждать мать.

– Правильно, – поддержала его Джоанна. – Все мы оступаемся в жизни. Кстати, а каким образом ты все это выяснил?

– Случайно. – Тим вздохнул. – Копаясь в нашей домашней библиотеке, как-то в одной из старых книг я обнаружил письмо без конверта. Любопытство взяло верх, и мне захотелось прочитать его. Письмо было адресовано моей матери, а прислала его та самая подруга, к которой она ездила на юбилей. Видимо, мама с ней, единственной, поделилась своей тайной… Лора Рейчел, так звали ту девушку, считала, что необходимо сообщить их общему знакомому о рождении сына. Но мама к ее совету не прислушалась…